Оно санкционирует развитие системы потребительского кредита, что способствует формированию монопольновысоких цен на потребительские товары, организует фискальное обложение трудящихся, передавая львиную долю полученных средств монополиям (льготный кредит, субсидии). Наконец, оно поддерживает и развивает различные формы неоколониализма (империалистическая «помощь», консервация неравноправного международного разделения труда, «ножницы цен» и т. д.). Иными славами, буржуазное государство не устраняет капитализма, оно лишь обслуживает его, помогая приспособиться к новым условиям. Весь государственный аппарат экономического, политического, идеологического давления, в конечном счете, нацелен на сохранение классового господства буржуазии, на укрепление диктатуры монополий. Замаскировать этот факт не удается даже с помощью реформистского тезиса о рождении «государственного способа производства».
Правда, нельзя сказать, чтобы этот «строй» во всем устраивал Лефевра. Государству здесь нередко приписывается роль главного разрушителя подлинно человеческих условий существования, а также навязывание такого «пространства», в котором все люди становятся слепыми исполнителями воли «технобюрократии». Но вся эта критика направлена против государства, как такового, безотносительно к тому, какому классу оно служит, а связь между огосударствлением экономики и противоречиями монополистического капитализма сознательно затушевывается. В результате даже в тех редких случаях, когда Лефевр заговаривает о революционной борьбе, он коренным образом искажает ее задачи, так как, по его мнению, именно «отмирание государства остается целью и смыслом такой борьбы».
Лефевр, разумеется, пытается сослаться здесь на Маркса, однако идеи о деэтатизации «как главной цели грядущей революции не имеют ничего общего с Марксовым учением об отмирании государства. Зато они как две капли воды походят на экстремистские лозунги анархизма.