Теми же рамками Лефевр ограничивает и «пригодность» теории монополистического капитализма, уверяя читателей, что ленинское понимание империализма «было полезным вплоть до известного пункта», но в наши дни, когда наблюдается «экономический рост», оно якобы «вредно для познания и действия», а потому «должно подвергаться суровой критике».
Для подкрепления идей такого рода Лефевр выступал с заявлением, будто «ленинское исследование финансового капитала и экономики крупных индустриальных стран делает непонятным рост производства, ибо оно декларирует его невозможность. Ленин и его теория империализма, — продолжал он, — обрекали эти страны на положение рантье, т. е. на паразитизм и стагнацию». Любая концепция, опирающаяся на ленинский тезис о господстве монополий, попадала у Лефевра в разряд «несбывшихся», ибо, по его мнению, она оказывалась не в состоянии учесть «устойчивость капитализма, его способность к росту», а также его «процветание», смягчение циклических кризисов и т. д. В итоге делался ложный вывод, будто «ленинский тезис об империализме не подтвердился ни в индустриальных, ни в слаборазвитых странах».
В основе подобной аргументации лежит истолкование ленинской теории империализма в духе троцкистской концепции «закупорки производительных сил». Но такая подмена абсолютно несостоятельна. Ведь ленинское учение не отрицает, что в отдельные периоды монополии могут обеспечить значительный рост производства. В. И. Ленин писал даже, что в эпоху империализма капитализм в целом растет быстрее, чем в эпоху свободной конкуренции. Однако это еще не свидетельствует о «процветании» капитализма, не уничтожает кризисов перепроизводства. Ссылки Лефевра на увеличение темпов роста и успехи антикризисной политики выглядят неубедительно, особенно если вспомнить о кризисе 1974—1975 гг.