Установление новых норм

Хорошо известно, что за этим в Англии и в Америке последовало установление новых норм представительства. Расширение избирательных прав обусловило появление новых участников, формулирующих коллективную волю. Определения собственности и свободы были расширены таким образом, что стали включать как частную волю не имеющего собственности рабочего, так и коллективную волю корпораций и других действующих предприятий (при этом каждая воля определялась, поддерживалась и навязывалась коллективной волей нации). Таким образом, распределение касалось не собственности в физическом смысле земель и строений, но собственности и свободы в поведенческом смысле обременений и возможностей, ограничивающих и расширяющих сделки и ожидания лиц. Это было структурирование стимулов к действию, осуществляющееся при помощи наложения обременений по одним векторам и наделения возможностями по другим, всегда со ссылкой на то, что считалось «публичной политикой», или «общим благом».

Как говорил один английский юрист: публичная политика — «это непокорная лошадь, и если ты решаешь оседлать ее, то никогда не знаешь, куда она тебя понесет». Она, конечно, непокорная — ведь она живет скорее чувствами, а не логикой, сферой ценностей, а не сферой математики. Каждый индивид, каждый судья и каждое должностное лицо располагают своим, отличным от других набором привычек и эмоций, а эмоциональное переживание ценности и образует ядро индивидуальности. Весьма правильно, что у нас, как и в других местах, суды стараются не приближаться к этой непокорной лошади и пытаются обнаружить некие внешние правила, внедренные в природу вещей, не меняющиеся при изменении оценок. Однако при всем этом они не могут избежать осознанной или неосознанной, основанной на логике или на привычке оценки относительной важности затрагиваемых в данном конкретном случае человеческих интересов. Любая сделка в любом ее моменте оценивается судами с точки зрения общественной цели, как она ими понимается. Например, публичная политика требует, чтобы судебная власть решала, был ли договор заключен свободно и осознанно; но вопрос о свободе — вопрос об уровне принуждения, и определение свободы — это определение дозволенного давления, которое может быть употреблено для стимулирования к действию, и это определение пропорций допустимого убеждения и принуждения, приказания и подчинения зависит, в свою очередь, от относительной важности, приписываемой лицам и классам лиц.